С гитарой по жизни. Воспоминания - Николай Таратухин

«А ты попробуй забить парочку гвоздей в днище не глубоко, держись за них, как за ручку и вставляй дно», – сказала она, – а после гвозди вытаскивай».

Я попробовал и все пошло, как по маслу. Хотел поцеловать Оксану, но постеснялся отца, который появился внезапно рядом.

Готовую продукцию отправляли на конфетные фабрики. Работа производилась под открытым небом и здесь я приобщился к радио. Во дворе артели на столбе висел громкоговоритель, как его называли «колокольчик», и вещал он на полную громкость московскую программу. Думаю, что музыкальные передачи были бальзамом в мою отравленную серным ангидридом душу. Зато зимой наступал более спокойный период изготовления новых бочек. Здесь мой учитель приложил немало труда чтобы я познал все тонкости по обработке буковых и дубовых заготовок, называемых клепками, из которых, в конечном счете, получается бочка. Самый значительный инструмент в изготовлении бочек – «шмыга». Это установленный на небольшие ножки перевернутый лезвием вверх длинный фуганок. В столярном деле фуганком доводят поверхности плотно соприкасающихся деревянных деталей. В бондарном – «фугуют» клепки. Чтобы бочка получилась круглой, необходимо строго выдерживать угол наклона между клепками. Перепортил я немало клепок пока научился неплохо делать 200-х литровые бочки.

Проработав в артели около двух лет, я ушел работать в пожарную команду города. И, к сожалению, расстался с Оксаной. Эта работа меня устраивала больше. Сутки отработаешь, а трое дома. Да и в школу меня отпускали по вечерам, когда выпадало дежурить. Но были и пожары, и спасение людей из огня. В моем карауле были очень доброжелательные отважные люди. Фамилия начальника караула была Моторный, но душой караула был водитель нашего пожарного автомобиля – пожилой еврей, со звучной фамилией – Боккал. Он знал множество анекдотов и смешных историй, и мы часто просили его рассказать что-либо из его жизни. Работать в пожарной команде было интересно. Начальник команды частенько по ночам проверял нашу «боеготовность», вызывая по телефону на условно горящие городские объекты. Но были и по-настоящему горящие. Наш автомобиль был снабжен баком для воды емкостью в два куба, и он всегда был полон. Но нашей гордостью был медный, начищенный до блеска колокол, висевший у кабины водителя. В него при езде по улицам города, обязан был колотить первый номер пожарного расчета. В любое время суток, бывало, наш окрашенный в красную краску автомобиль со звоном проносился по центральной улице Бахчисарая, но в боковые улицы мы въезжали весьма осторожно – очень уж они были узки, с крутыми подъемами и спусками.

А дальнейшая моя жизнь уже была не детской. Жить без семьи было тяжело, особенно в выходные и праздничные дни. В то время телевидения не было, радио к нашему дому проведено не было. Я смастерил детекторный приемник, который ловил одну единственную радиостанцию и сквозь писк и треск слушал музыкальные передачи. Думаю, что недостаток развлечений приносил определенную пользу – ничто не отвлекало от занятий в вечерней школе. Футбол в моей жизни тоже занимал заметное место. Первые бутсы мне выдали в городской команде. Они очень хорошо сидели на ногах и было так удобно в них бегать. Я самозабвенно отдавал себя тренировкам не только на стадионе, но даже на дежурстве, когда остальные члены караула «резались в козла» – я отрабатывал удары по мячу. Двор пожарной команды окружал с двух сторон высокий каменный забор и я, используя отскоки мяча от него, бил по нарисованным мной мелом на заборе воротам. Это привело к тому, что я редко промахивался уже в игре с соперниками.

Мой приход в гитару был весьма курьезным. Как-то я попал на концерт художественной самодеятельности студентов городского строительного техникума, где впервые, как говорится, вживую, услышал игру ребят на музыкальных инструментах. Это сильно затронуло дремавшую во мне любовь к музыке. Надо сказать, что родители мои были далеко не музыканты. Но мать была, как я уже говорил, певунья – знала множество украинских песен и часто пела нам, своим трем сыновьям, из которых я был старшим.

Так вот, после упомянутого мной концерта я серьезно решил научиться играть на… мандолине. В музыкальном магазине, куда я пришел, произошел примерно такой диалог с продавцом.

– Хочу купить у вас мандолину.

– Пожалуйста, только они у нас без медиаторов.

– А, что без медиатора играть на ней нельзя?

– Конечно…

Скажите, а на чем можно играть без медиатора?

– Да, вот на гитаре или балалайке…

Поскольку я понятия не имел, что такое медиатор, то купил гитару. Принес домой, прочитал инструкцию по настройке и задумался: с какой стороны грифа отсчитывать лады? И зачем эти беленькие кружочки на грифе? Друзья-знатоки все растолковали, а сосед, запойный алкоголик, научил играть первую пьесу: «Взяв бы я бандуру, та й заграв, що знав…».

Оказавшись в опустевшем своем доме с гитарой, я стал задумываться: что такое Судьба? Почему я выбрал гитару, а не балалайку? А потом мои размышления несколько расширились, и я задумался о судьбе матери. Почему она умерла молодой, прожив всего тридцать семь лет. И самое главное – почему я жив до сих пор, хотя моя жизнь могла оборваться несколько раз в одно мгновение? И тут я начал вспоминать случаи, когда Судьба меня уводила от неминуемой гибели.

Надо сказать, что самые отчаянные детские годы у меня выпали как раз на период пребывания нас в Западной Украине. Дети всегда остаются детьми и мне было легко дружить с такими же, как я потому, что те украинские дети не были заражены духом национализма. Начинать учиться во втором классе мне было трудновато из-за плохого владения украинским языком, но буквально, через мес три, моя речь уже ни чем не отличалась от речи коренных жителей. Летние каникулы я проводил вместе со своими новыми друзьями. И тут я впервые почувствовал на своей шкуре: что такое ее величество – Судьба. Брошенных боеприпасов и оружия в лесистой местности Западной Украины можно было отыскать несметное количество. Нашли мы с друзьями в окрестностях села однажды странный округлый предмет, окрашенный в светло зеленую краску. Захотелось посмотреть: а что там внутри? Только уселись вокруг и начали пытаться вскрывать эту находку, как слышу голос матери: «Колька, сейчас же иди домой обедать!» Делать нечего, с неохотой иду. Как сейчас помню, на столе стояла миска с гороховым супом, с моим любимым из цельного гороха супом. Взял я деревянную ложку (металлических у нас не было) и только поднес наполненную ее ко рту, как раздался оглушительный взрыв. Троих моих друзей хоронили всем селом. Я так и не признался матери, что мог быть четвертым.

Впоследствии были и другие случаи, когда Судьба меня спасала от неминуемой гибели. Так было, когда мы с матерью пошли в лес нарубить дров. Там нас застала гроза. Мы укрылись под огромным деревом. Сверкнула молния и топор вылетел из моих рук, превратившись в оплавленный кусок металла, а сам я был отброшен далеко в сторону… Или другой случай. Когда мать с нами бежала из Западной Украины, то мы сделали остановку в Одессе, даже хотели остаться там жить. В пригороде пустовали дома выселенных немецких колонистов и власти поощряли заселение этих домов бездомными. Заняли мы небольшой домик и мать нанялась работать в совхоз штукатуром. Поехали мы с ней как-то на базар (назывался он «Привозом») за продуктами. Это был разгар лета. Стояла неимоверная жара. Захотелось мне искупаться, да не просто искупаться, а нырнуть вниз головой с каких-то мостков. Нырнул и почувствовал адскую боль. Когда вынырнул, то увидел содранную кожу на обоих плечах. Оказалось, я пролетел между двумя железобетонными сваями, находящимися под водой. Это после прочитал на установленном щите, что в этом месте категорически запрещено купаться. И подобных случаев, когда Судьба меня уводила в сторону от трагических последствий было немало…

Играть на гитаре мне нравилось с каждым днем сильнее. Через некоторое время узнал, что в городском Доме пионеров есть преподаватель игры на гитаре. Познакомился с ним неожиданно. Друзья научили меня «трем аккордам» и я с успехом горланил вместе с ними блатные песни на улице. Подошел однажды к нам сухонький, тщедушный старичок, весь седой, лет около семидесяти

– Молодой человек, – сказал он, обращаясь ко мне, – так играть на гитаре – варварство!

– А как нужно? – с вызовом ответил я ему.

– Приходите в Дом пионеров и увидите…

В Доме пионеров увидел его учеников и загорелся желанием играть не хуже их. Оказалось, что мы жили совсем рядом на одной улице. Когда впервые пришел к нему домой, то долго стоял у калитки и слушал, как он играет. Какая божественная музыка заполняла весь двор с небольшим садиком! Это, как я узнал после, была пьеса Ф. Тарреги «Воспоминание об Альгамбре». Учитель снимал комнату у хороших хозяев, которые не препятствовали занятиям музыкой. Вскоре мы, два одиноких человека, очень подружились. Он, оказывается, отсидел в тюрьме 10 лет за «болтовню», как он говорил. Его родня жила в Севастополе, который считался тогда закрытым городом. Учителю туда въезд оказался запрещен, а Бахчисарай, в котором жили мы, находился всего в 35 километрах, и к нему часто приезжала дочь с мужем.